Из манифеста, опубликованного 1 августа 1904 года: «Божией милостию, Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский… объявляем всем верным Нашим подданным: В 30-й день сего июля любезнейшая супруга Наша Государыня Александра Федоровна благополучно разрешилась от бремени рождением Нам сына, нареченного Алексеем… Отныне, в силу основных государственных законов Империи, сыну Нашему Алексею принадлежит высокое звание и титул Наследника Цесаревича во всеми сопряженными с ним правами…»
«Луч солнца»
Каким он был — этот несостоявшийся император, который погиб на рубеже своих отрочества и юности? Ответ можно узнать из воспоминаний людей, приближенных к царской семье, вхожих в дворцовые покои.
Георгий Шавельский, протопресвитер: «Благодаря необыкновенной простоте и сердечности в обращении Алексей Николаевич привлекал к себе все сердца как своей внешней, так и духовной красотой; его ясный, открытый взгляд, во всем проявляемая решительность, приятный звонкий голос вызывали во всех его видевших чувство глубокой симпатии. Господь наделил мальчика прекрасными природными качествами: сильным и быстрым умом, находчивостью, добрым и сострадательным сердцем, очаровательной простотой. Красоте духовной соответствовала и телесная. Алексей Николаевич быстро схватывал нить даже серьезного разговора, а в нужных случаях также быстро находил подходящую шутку для ответа…»
Пьер Жильяр, учитель французского языка: «Вкусы его были очень скромны. Он совсем не кичился тем, что был наследником престола, об этом он всего меньше помышлял… У него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе… Алексей Николаевич был центром этой тесно сплоченной семьи, на нем сосредотачивались все привязанности, все надежды… Когда он был здоров, весь дворец казался как бы преображенным; это был луч солнца, освещавший и вещи, и окружающих…»
Фрейлина Софья Офросимова: «Наследник… был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим его простым служащим. Никто из них не видел от него заносчивости и резкого обращения… С интересом и глубоким вниманием вглядывался он в жизнь простых людей, часто у него вырывалось восклицание: «Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы». …Однажды Алексей Николаевич вошел в кабинет государя императора. В это время царь разговаривал с одним из министров. Тот, лишь чуть приподнявшись со стула, протянул цесаревичу руку. Но цесаревич, в свою очередь, руки не подал, а лишь остановился. Министр поднялся во весь рост, и тогда наследник пожал ему руку. Перекинувшись парой фраз с императором, цесаревич медленно вышел из кабинета. Государь долго смотрел сыну вслед. Наконец… произнес, обращаясь к сановнику: «Да, с ним вам не так легко будет справиться, как со мною».
Флигель-адъютант Николая II Анатолий Мордвинов: «(У Алексея) было то, что мы, русские, привыкли называть «золотым сердцем». Он легко привязывался к людям, любил их, старался всеми силами помочь, в особенности тем, кто ему казался несправедливо обижен. Он, без всякого сомнения, обещал обладать в будущем твердым, независимым характером. Так же, как и его отец и сестры, он чрезвычайно любил природу своей родины и все русское. Алексей Николаевич обещал быть не только хорошим, но и выдающимся русским монархом».
Клавдия Битнер, учительница русского языка: «…Умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый, веселый и жизнерадостный, несмотря на свое часто тяжелое, болезненное состояние. Он был способным от природы, но был немножко с ленцой. Если хотел выучить что-либо, говорил: «Погодите, я выучу». И если действительно выучивал, то это уже у него оставалось и сидело крепко… От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости… Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию… Он многое понимал и понимал людей. Но был замкнут и сдержан. …Он был терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. …Обладал превосходными манерами и свободно говорил на нескольких языках».
Фрейлина Анна Вырубова: «Наследник принимал горячее участие, если у прислуги стрясется какое-нибудь горе. Помню случай с поваренком, которому почему-то отказали в должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к родителям, пока не приказали поваренка снова взять обратно. Он защищал и горой стоял за всех своих».
«Имел вид раненого ягненка»
Тема страшной генетической болезни, унаследованной Алексеем от матери, вклинивается практически в любой рассказ о жизни, о привычках и поведения наследника российского престола.
Главный фактор такого недуга, которому подвержены только представители мужского пола, — сильное замедление процесса свертываемости крови. Последствиями этого у гемофилика становятся обильные кровоизлияния, в том числе и во внутренние органы. Они могут возникать даже от незначительных ушибов или повреждений кожи: болезнь делает стенки сосудов непрочными, и, чтобы они лопнули, достаточно самого слабого внешнего воздействия.
Гемофилия дала о себе знать сразу после появления младенца на свет: перерезанная пуповина очень долго кровила. Лишь спустя три дня кровотечение окончательно прекратилось. После этого августейшие родители успокоились, понадеявшись, что случившееся лишь случайность. Однако уже менее чем через полтора месяца стало понятно: цесаревич серьезно болен, и этот недуг может угрожать его жизни.
«Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины…» Такую запись сделал император в дневнике 8 сентября.
На протяжении последующих лет болезнь много раз давала о себе знать. Наиболее опасны оказались подкожные, внутренние кровоизлияния. Однажды 4-летний наследник неудачно упал и ударился головой. На лбу его сразу стала расти огромная шишка, и потом «появились такие отеки, что смотреть страшно, а глаза совсем закрылись».
Недуг наследника Романовы старались скрывать. Хотя полностью сохранить это в тайне, конечно, не удавалось. «Император и императрица… не хотели, чтобы стало известно, какой болезнью страдает наследник, — вспоминал Пьер Жильяр. — Я понял, что эта болезнь в их глазах имела значение государственной тайны… Когда я задавал (великим княжнам) вопросы, они старались на них не отвечать и говорили уклончиво, что Алексей Николаевич недомогает. С другой стороны, я знал, что он подвержен болезни, о которой говорили иносказательно…»
Одно из самых серьезных проявлений гемофилии спровоцировал случай, произошедший в сентябре 1912 года во время традиционной осенней поездки царской семьи в охотничью резиденцию Спала (на территории нынешней Польши). Как-то решено было устроить водную прогулку. При возвращении 8-летний Алексей хотел прыгнуть из лодки на пристань. Но, увы, прыжок оказался неудачным: цесаревич стукнулся левым бедром о выступающую над бортом уключину. Вскоре после этого мальчик стал ощущать боль, а на месте удара возникла опухоль. Врач определил, что у бедняги началось обширное кровоизлияние. Гематома разрасталась на бедре, в нижней части живота. Из-за этого практически невозможно стало двигать ногой. Состояние наследника ухудшалось с каждым часом.
Из письма Николая II матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Несчастный маленький страдал ужасно, боли схватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже — только стонал и говорил: «Господи, помилуй!»…»
Фрейлина Вырубова вспоминала, что измученный приступами ребенок иногда спрашивал у находившейся возле него императрицы Александры Федоровны: «Когда я умру, мне больше не будет больно?»
В какой-то момент отчаявшиеся родители даже вызвали священника, чтобы он причастил мальчика перед неминуемой смертью. Вдруг после этого состояние больного стало понемногу меняться в лучшую сторону.
Но хотя кровяные опухоли перестали расти, однако процесс выздоровления растянулся надолго. Почти шесть месяцев Алексей вынужден был оставаться в постели, начать снова ходить ему удалось лишь по прошествии года. Так что, когда в 1913-м развернулись торжества по случаю 300-летия царской династии Романовых, появление на публике цесаревича выглядело отнюдь не парадно. «Наследник Алексей, по виду слабый, недолговечный ребенок, внушал своим видом одно чувство сострадания. …Он не ходил, а дядька-матрос громадного роста носил его на руках. Мальчик имел вид раненого ягненка…» — так вспоминал один из очевидцев.
Из-за многомесячной вынужденной неподвижности суставы на ноге мальчика еще продолжительное время не могли восстановиться в своем первоначальном состоянии. Это не позволяло ребенку шагать нормально. Вот что вспоминал уже во время Первой мировой один из пациентов госпиталя, который посетила императрица в сопровождении своих детей: «(Цесаревич) вошел почти бегом. Весь корпус страшно, да, именно страшно качался… Все старались не обращать внимания на эту ужасную хромоту».
В конце 1915-го на царскую семью обрушилось новое испытание, связанное с хронической болезнью наследника. Во время очередного приезда Николая II в ставку, находившуюся в Могилеве, у Алексея, сопровождавшего отца, вдруг пошла носом кровь. Остановить ее никак не удавалось. Дважды от большой кровопотери мальчик терял сознание. Придворные доктора В.Деревенко и С.Федоров пытались справиться с кровотечением при помощи ватных тампонов, однако это им удалось лишь несколько часов спустя. Ребенок в очередной раз оказался на грани смерти.
Болезнь сына ставила перед его венценосными родителями сложнейшие задачи. С одной стороны, было желание беречь «маленького» как зеницу ока, ограждая его от малейших шансов получить травму. Но и лишать Алексея возможности быть обычным резвым ребенком, благодаря чему развивались его физические, мужские качества, им тоже не хотелось. О сложившейся, казалось бы, безвыходной ситуации вспоминал Жильяр: «Они (царь и царица. — А.Д.) любили его безгранично, и именно эта любовь давала им силу идти на риск какого-нибудь несчастного случая, последствия которого могли быть смертельны, лишь бы не сделать из него человека, лишенного мужества и нравственной стойкости…»
И еще очень деликатный момент. Облегчить мучения подростка, когда его одолевали сильные боли от возникших объемных внутренних кровоизлияний, можно было в те времена с помощью одного радикального средства — использования морфия. Однако родители категорически отвергли такое «лечение», не желая провоцировать организм цесаревича на привыкание к наркотическому веществу.
Наиболее уязвимыми были ноги и руки. Непоседливый мальчик, забывая о своей болезни, норовил устраивать всякие «аттракционы», во время которых неоднократно получал ушибы. Зачастую вследствие удара коленкой или локтем обо что-то у Алексея возникало внутреннее кровотечение, в результате которого кровь скапливалась в суставе (так называемый гемартроз). Заполнив все его пространство, она мешала движениям, вызывала резкую боль. Мальчик не мог нормально ходить или шевелить рукой. Эта вынужденная иммобилизация, затягиваясь порой надолго, приводила к «окаменению» суставов, так что потом приходилось с большим трудом и новыми болезненными ощущениями возвращать им нормальную подвижность.
Об одном таком случае с наследником вспоминал П.Жильяр: «В классной комнате ребенок взлез на скамейку, поскользнулся и упал, стукнувшись коленкой об ее угол. На следующий день он уже не мог ходить. Еще через день подкожное кровоизлияние усилилось, опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватила нижнюю часть ноги. Кожа натянулась до последней возможности, стала жесткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы, и причиняла страшную боль, увеличивавшуюся с часу на час… Цесаревич, лежа в кроватке, жалобно стонал, прижавшись головой к руке матери, и его тонкое, бескровное личико было неузнаваемо…»
Серьезные проблемы со здоровьем из-за гемофилии у Алексея возникали и в последний период жизни, когда царская семья находилась под арестом сперва в Тобольске, а потом в Екатеринбурге.
Зимой 1918-го у детей содержащейся под строжайшим надзором семьи «гражданина Николая Романова» случилась неприятность: по распоряжению своего начальства солдаты охраны разрушили снежную горку, сооруженную для катания посреди двора (якобы с нее бывший царь, забравшись на такую высоту, мог подавать через глухой забор сигналы кому-то, находящемуся снаружи). Особенно огорчило случившееся маленького цесаревича.
П.Жильяр: «Наследник стал искать другого выхода для своей кипучей жизненной энергии. Он придумал катание вниз по ступенькам лестницы в деревянной лодке на полозьях…»
Конечно, при подобных упражнениях ребенок не смог уберечься от неприятных последствий. Алексей даже сам не заметил, где и когда получил легкие ушибы, но они спровоцировали у него новый приступ. Ситуация значительно обострилась 30 марта. На сей раз у «маленького» возникли гемартрозы обоих коленных суставов. К этому добавилась еще и большая кровяная опухоль, разросшаяся в паху. Камердинер императрицы Алексей Волков, будучи очевидцем происходившего, вспоминал: «Алексей Николаевич страдал гораздо сильней, чем в Спале. Тогда у него отнялась одна нога, а сейчас у него отнялись обе ноги, и он ужасно страдал, плакал, кричал, все звал к себе мать».
Выздороветь наследнику Николая II было уже не суждено. Он вновь на несколько месяцев оказался прикован к постели. Такое состояние мальчика создало проблемы, когда семью императора перевозили из Тобольска в Екатеринбург. По словам очевидца, при пересадке с парохода на поезд в Тюмени «цесаревича несли на руках, идти он не мог».
Сохранились воспоминания одного из тех, кто видел царского сына в самый последний период его жизни. Священник местной церкви был допущен охраной в дом Ипатьева, чтобы отслужить обедню для его узников. «Алексей Николаевич лежал в постели и поразил меня своим видом: он был бледен до такой степени, что казался прозрачным, худ. В общем, вид он имел до крайности болезненный, и только глаза у него были живые и ясные».
Известно, что и в роковую ночь с 16 на 17 июля, когда комиссар Юровский велел всем своим «поднадзорным» спуститься в подвальную комнату, Алексей самостоятельно сделать этого не мог. Его нес на руках отец, а внизу люди, которые через считаные минуты стали палачами всей семьи, расщедрились и принесли стул для больного. Сидя на этом стуле, мальчик и получил первые пули.
8 часов на троне
За прошедшие с тех пор 106 лет многие задавались вопросом: а если бы не случилось ночного расстрела? Долго ли мог Алексей еще прожить, мог ли стать продолжателем романовской династии?
Судя по всему, особых надежд на это все равно не было. Подтверждение тому — не только приведенные выше свидетельства очевидцев о крайне плохом состоянии здоровья цесаревича. Столь пессимистичные выводы можно сделать, также проследив судьбу «товарищей по несчастью» — тех людей из числа родственников Алексея по материнской линии, которые тоже болели гемофилией.
Недаром этот недуг называли «викторианской болезнью». Считается, что первоисточником такого «поветрия», распространившегося среди представителей нескольких правящих династий Европы, стала английская королева Виктория, именно от нее пошел генетический сбой. Исследователи подсчитали, что в четырех поколениях после Виктории — а русский цесаревич был ее правнуком — гемофилией болели кроме него еще 8 человек. Сын хозяйки Букингемского дворца Леопольд прожил ровно 30 лет и сумел оставить после себя двоих детей. В семье королевской дочери Ирэны было двое сыновей-гемофиликов, один умер в 4 года, другой дотянул до 56, но потомством обзавестись не смог. Четверо внуков Виктории страдали этим недугом: принц Фридрих скончался в двухлетнем возрасте, принца Леопольда не стало в 32, еще двое умерли в 20-летнем и 31-летнем возрасте тоже бездетными.
Удалось найти и обобщенную статистику: в начале XX столетия более 85% из числа больных гемофилией умирали в детском возрасте от сильных кровотечений.
Как видим, даже если бы Алексею повезло уцелеть той июльской ночью в подвале дома Ипатьева, шансов оставить потомство и дожить хотя бы до середины 1930-х у него имелось немного.
Некоторые историки утверждают, что сына Николая II все-таки можно считать царем — Алексеем II, хотя и «правил» он Россией всего считаные часы.
Данный вывод делается на основании хронологии событий, связанных с отречением государя Николая Александровича Романова от престола.
2 марта 1917 года около трех часов дня самодержец принял решение, которое изложил в своей телеграмме, адресованной начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу М.В.Алексееву: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ». При этом подразумевалось, что регентом при малолетнем царе будет брат отрекшегося императора — великий князь Михаил Александрович. Но спустя некоторое время государь отказался от такого варианта.
Когда ему объяснили, что Алексею в данном случае придется жить в семье регента, Николай Александрович заявил о категорическом нежелании разлучаться с любимым сыном. А потому появилась другая формулировка текста об отречении — та, которая и была зафиксирована в Акте, подписанном сдавшим свои полномочия самодержцем. Согласно этому документу, Николай II отрекался от престола в пользу брата Михаила сам и делал это же за своего сына-наследника: «…Заповедуем брату нашему править делами государства…» Бумага, содержавшая данную формулировку, была передана представителям Думы Гучкову и Шульгину 2 марта в 23.40.
Таким образом, по мнению ряда исследователей, на протяжении тех почти восьми часов, которые отделили принятие первого варианта отречения от принятия второго, окончательного, с формальной точки зрения во главе Российской империи находился 12-летний Алексей Николаевич Романов. Хотя сам мальчик об этом даже не подозревал. Он находился далеко от Пскова, где разворачивались все эти драматические события, — лежал в комнате царскосельского дворца, заболев корью.