Я провела в Курске три дня. За это время общалась со многими беженцами. Люди охотно шли на контакт, даже с иностранными журналистами.
72-летняя Любовь Степановна поговорила с немецким корреспондентом. Правда, женщина сомневается, что ее рассказ не вырежут из эфира. Слишком уж откровенно она говорила про украинскую власть.
О Любови Степановне мне рассказали волонтеры, которые работают на пункте сбора и выдачи помощи беженцам в Курске. Проинформировали, что пенсионерка эвакуировалась из поселка, а теперь помогает беженцам. Добавили, что на днях у неё брали интервью немецкие журналисты. Я удивилась: откуда в Курске иностранные корреспонденты? Волонтёры пожали плечами: «Им даже аккредитацию выдали».
В один из дней я приехала на пункт. На улице лежали черные мешки с продуктовыми наборами. Рядом на низеньком стуле сидела женщина.
— Это и есть наша знаменитость Любовь Степановна, — представили мне героиню немецкого канала.
Пенсионерка смутилась: «Да что я могу рассказать, может не надо».
— Вы даже немецкому телевидению дали интервью, — напомнила я.
— Да мои слова, наверное, вырежут, — махнула рукой женщина. — Я ведь не знала, что он немец, пока не уловила акцент. Поинтересовалась, как он на всю эту ситуацию смотрит. Он заулыбался, ничего не ответил. Зато я про Зеленского сказала все, что думаю. Он молча меня слушал и кивал. Не уверена, что меня вообще покажут.
Мне Любовь Степановна рассказала свою историю.
— Я из Кореневского района, поселок Каучук. Когда начались боевые действия, глава нашей администрации организовалэвакуацию. Вывозили всех, никого не оставили. А вот глава района не позаботилась о нас, сбежала. Уехала молча, никому ничего не сказала. У нас есть чат поселка, где мы объединились и хотим теперь нашего сельского главу сделать главой района. Раньше мы не очень-то общались с жителями, не сказать, что поселок слишком дружный был, но беда всех объединила. Теперь встречаемся в пункте помощи, обнимаемся, целуемся.
— На чем вас эвакуировали?
— Я — человек обязательный, выехала чуть раньше эвакуации. Сразу после того, какоднажды вечером увидела ракеты над домом.
— Страшно, когда ракеты летают над домом?
— Собака моя испугалась. А мне страшно не было, они же на расстоянии летят. Я не боюсь их грохота, ракеты опасности для меня не представляют. Они ведь просто перелетают с одного места на другое. Наши ПВО-шки их гоняют и разбивают.
— Мне страшно, когда я в Курске слышу непонятный гул.
— Так мы с полгода уже слышали грохот и днем, и ночью.
— Где вы поселились?
— У дочери. Однажды пришла получать гуманитарную помощью, смотрю, тут девятиклассники работают. Я их пожалелаи стала помогать.
— За это время вы наслушались много историй от переселенцев. Какая потрясла больше всего?
— Да всё меня потрясло. Люди с нашего поселка побросали коров. Я ведь ходила мимо этих коров в магазин, они там паслись, водичку им наливала. Хозяевам пришлось их оставить. Я тоже оставила кур и цыплят. Насыпала им много зерна, клюйте. Собаку отвязала, она убежала. Не думала, что надолго уеду, так бы взяла ее.
— Что сейчас происходит в вашем поселке?
— История умалчивает. Туда никто из волонтеров не едет.
— Что думаете дальше делать?
— Пока непонятно. Нам обещали выдать сертификаты на новое жилье. Но для этого оценочная комиссия должна осмотреть наши дома.
— Ваши соседи по поселку нашли работу?
— Почтальон из сельсовета устроилась в Курске, медсестры нашли работу. Остальные в поиске.
— Как вам, деревенскому жителю, в городе?
— Не очень. В деревне вольная жизнь, воздух другой. Я встаю утром, петухи кричат, солнце будят, — женщина закрывает лицо руками. — Со своих мест никто не хочет уезжать. Это наши корни. Это как срубить дерево.
Пока мы разговаривали, в пункт подходили семьи за гуманитарной помощью. Любови Степановне люди протягивали бумажку с номером. Женщина командовала: «Вам положено два пакета, вот берите. Из другой кучи возьмите муку и масло».
— Хватает гуманитарной помощи?
— Вполне. Продукты хорошие, особенно богатые наборы привезли из Тульской области. Пряники, кофе. Мне самой много не надо, меня семья кормит. Да и ем я раз в сутки.
— Я заметила, что мужчины стесняются брать помощь.
— Конечно. Представьте, человек был добытчиком в семье, а теперь ему приходится побираться. Но что делать, если такая беда.
— Скандалы на выдаче гуманитарки случаются?
— У нас тихо, спокойный пункт. Люди идут, улыбаются.
Неожиданно Любовь Степановна разоткровенничалась: «Когда моему сыну было полтора года, он сказал: я умру, и начнутся боевые действия. Его не стало,когда началась СВО. Умер от инсульта. Сердце не выдержало, как узнал, что его сын решил подписать контракт».
— Ваш внук в итоге подписал контракт?
— Подписал. Он сапером был, погиб под Харьковом, ему был 21 год. Жалко его, но что делать, если он так решил. Внук жил в Суджи, отучился на механика. В школе ему повесили мемориальную доску. Внук хотел быть, как его дядя – еще один мой сын, который служил в Чечне. Он тоже умер. Болел долго после возвращения с войны. Вообще у нас вся семья патриотов. Мы любим свою родину. Это не громкие слова, не надо писать с большой буквы. Дочка помимо основной работой швеей занимается волонтерской деятельностью вместе с моей внучкой и мужем. Вот и мне стыдно сидеть лодырем.
— Вам не кажется, что люди здесь стали меньше говорить о политике, больше на бытовые темы?
— Наверное, так оно и есть. Все же остались без ничего. Сегодня одна женщина рассказала, что ее мужу снился наш поселок. Он проснулся и говорит: там одни развалины. Вы не представляете, какой у нас поселок красивый был. Раньше назывался Плодосовхоз, потому что там 900 гектаров садов было. В 1990-е годы к нам приезжали шабашить украинцы. Мы их кормили, из дома носили молочко, яички, огурчики, в магазинах-то не очень с продуктами было. У меня ведь тоже полно родственников на Украине остались: в Харьковской, Запорожской областях, в Мелитополе. Правда, связь с ними давно оборвалась.