Представление о всякой исторической фигуре соткано из правды и мифов. Чем древнее эпоха, тем обычно больше вымысла и меньше фактов. И наоборот. Но фигура Зорге — явное исключение из этого правила: время, в котором разведчик стал героем, по историческим меркам совсем недалекое, но мифы в сложившемся в массовом сознании образе явно превалируют. Собственно, и складываться этот образ начал с мифа, не развеянного полностью и по сей день.
Разведка доложила неточно
В стране, за которую Зорге отдал свою жизнь, он после своей гибели на долгие годы был попросту забыт. По поводу того, что дало толчок к восстановлению исторической справедливости, существуют разные версии. Но согласно наиболее распространенной и правдоподобной, началось все с того, что в Кремле состоялся закрытый показ фильма «Кто вы, доктор Зорге?», снятый в 1961 году французским режиссером Ивом Сиампи. По одним данным, случилось это осенью 1963 года, по другим — несколько позже, уже в 1964-м.
Зрителями были первые лица страны, в том числе самое первое — Никита Хрущев. Он был очень взволнован увиденным, и после того, как в зале вспыхнул свет, спросил присутствующих на киносеансе руководителей спецслужб, действительно ли существовал такой человек. И когда ему ответили, что Зорге реальная личность и что он действительно внес большой вклад в Победу, Хрущев воскликнул: «Надо поднять этого человека. Народ должен знать своего героя».
Кампанию по «поднятию» открыла, как водится, газета «Правда»: 4 сентября 1964 года главный печатный орган КПСС опубликовал статью «Товарищ Рихард Зорге». «Многие обстоятельства мешали тому, чтобы это произошло гораздо раньше, чтобы была рассказана правда о бессмертном подвиге разведчика Рихарда Зорге и его товарищей, — говорилось в начале этого повествования. — Пришло время рассказать о человеке, чье имя станет для грядущих поколений символом преданности великому делу борьбы за мир, символом мужества и героизма».
Вскоре после этого, 21 сентября 1964 года, в советский прокат вышел фильм «Кто вы, доктор Зорге?». Ленту предваряли следующие титры: «В силу того, что авторы фильма пользовались односторонней зарубежной информацией, в некоторых эпизодах фильма допущены неточности и тенденциозность». Что, в принципе, соответствует истине: фактологических искажений в картине и впрямь пруд пруди. Однако хватало их, мягко говоря, и в советской официальной версии.
«В апреле 1941 года Рихард Зорге передает ценнейшую информацию о подготовке гитлеровского нападения на Советский Союз, — сообщала упомянутая статья в «Правде». — Он указывает, что на границах СССР сосредоточиваются 150 дивизий… в нескольких сообщениях — сначала с ошибкой на один день, а затем точно — называет дату агрессии — 22 июня. Аналогичная информация поступает в Москву и по другим каналам. Но Сталин оставляет ее без внимания.
в котором родился и провел первые два года своей жизни Рихард Зорге.
Сколько тысяч и миллионов жизней было бы спасено, если бы информация Рихарда Зорге и других не была замурована в сейфе! Увы, нам пришлось расплатиться сполна за недоверие, пренебрежение к людям, которые были неотъемлемой чертой культа личности…»
А потом возникла невесть откуда радиограмма, якобы отправленная Зорге в Москву 15 июня 1941 года: «Нападение ожидается рано утром 22 июня по широкому фронту». Этот текст разошелся не только по газетным публикациям, но и даже по научным монографиям. Но это — фальшивка.
15 июня 1941 года «Инсон», агентурный псевдоним Зорге с апреля 1941 года (до этого — «Рамзай»), в Центр вообще ничего не передавал, а 17 июня передал следующее: «Германский курьер сказал военному атташе, что он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает — будет война или нет».
Эта радиограмма, подчеркнем, была отправлена всего за пять дней до гитлеровского вторжения. Более ранние сообщения еще менее определенны. Вот, например, что передал Зорге 2 мая 1941-го: «Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией».
Насчет числа немецких дивизий, сосредоточенных на границе, разведчик, правда, не ошибся. Но вот с численностью личного состава армии вторжения здорово промахнулся: «Инсон» информировал о 900 тысячах солдат и офицерах, развернутых вблизи будущей линии фронта, и одном миллионе человек в резерве: эти цифры были по меньшей мере вдвое меньше реальных.
Кроме того, та самая радиограмма, в которой сообщалось о немецких дивизиях, от 19 мая 1941 года, содержала и такие сведения: «Новые германские представители, прибывшие сюда из Берлина, заявляют, что война между Германией и СССР может начаться в конце мая, так как они получили приказ вернуться в Берлин к этому времени. Но они также заявили, что в этом году опасность может и миновать».
Словом, то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет. Справедливости ради, правда, нужно сказать, чем было ближе ко дню вторжения, тем определенности в донесениях «Инсона» становилось больше. 20 июня он передал такую информацию: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна… Предложения о японо-американских переговорах… застопорились потому, что все ожидают решения вопроса об отношениях СССР и Германии».
Радиограмма была получена в Центре во второй половине дня 21 июня, а расшифрована днем 22-го, потеряв к тому времени какую-либо ценность. Но примечательно, что даже в этом последнем предвоенном сообщении дата начала войны названа не была.
«Ответ на вопрос «предупреждал ли Рихард Зорге Москву о точной дате начала войны?» очевиден: нет, не предупреждал, — уверен Александр Куланов — историк и востоковед, лауреат премии ФСБ России, перу которого принадлежит несколько работ, посвященных жизни и деятельности Зорге. — Он не мог сделать этого просто в силу того, что вообще никто в Токио не знал этой даты».
В оправдание Зорге можно сказать, что и вся советская разведка оказалась тогда в этом смысле не на высоте. Об этой дате не знали и, соответственно, не сообщили и коллеги «Рамзая-Инсона», работавшие в Берлине и других европейских столицах. Как и Зорге, они предупреждали о скором нападении Германии, но в Центр шел широкий поток самых разных «дат начала войны», а также сценариев этого начала, который лишь дезориентировал советское руководство.
Существует версия, согласно которой немецкая разведка намеренно осуществляла подобные сливы, в том числе через дипломатические представительства Германии в других странах, с целью ввести противника в заблуждение. И это очень похоже на правду. Во всяком случае, результат дезинформационной кампании налицо: точную дату начала войны в Кремле узнали лишь утром 22 июня 1941 года.
Настоящий свой подвиг Зорге совершил несколько месяцев спустя, сообщив о японских планах в отношении Советского Союза. И вот эта информация была уже очень конкретной и стопроцентно точной.
Подвиг разведчика
Война началась, но, к счастью для СССР, при всех ее масштабах и жестокости это была война с одним, западным фронтом. Войны на два, с двумя могучими противниками одновременно, страна могла и не выдержать. Поэтому с первых дней войны главной задачей Зорге стало выяснение того, выступит ли Япония против СССР на стороне Германии.
«Сообщите ваши данные о позиции японского правительства в связи с войной против Советского Союза», — радировал Центр «Инсону» 23 июня 1941 года. Ответ был получен 26 июня. И он был неутешителен: «Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена… Мацуока (министр иностранных дел Японии в 1940–1941 годах. — «МК») сказал германскому послу Отту, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР».
Собственно, даже еще не вступив в войну, Япония уже оказывала на ее ход существенное влияние: несмотря на нехватку сил для остановки немецкого вторжения, СССР вынужден был держать на Дальнем Востоке большую группировку войск, небезосновательно опасаясь удара в спину. Однако Япония рассчитывала, как говорится, «прийти на все готовенькое» — ударить тогда, когда Советский Союз будет окончательно повержен.
Кульминация наступила в конце лета 1941-го. «Прошу вас быть особо бдительными, потому что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа», — радировал «Инсон» 11 августа… Источник Инвест (Хоцуми Одзаки, советник премьер-министра Японии Коноэ. — «МК») узнал, что в японском генштабе считают район рек Зея — Бурея слабым пунктом обороны Красной Армии. Поэтому в этом направлении может начаться наступление».
Но уже на следующий день, 12 августа, Зорге сообщает: «Немцы ежедневно давят на Японию за вступление в войну. Факт, что немцы не захватили Москву к последнему воскресенью, как это они обещали высшим японским кругам, понизил энтузиазм японцев».
По мере того как блицкриг превращался в затяжную войну, Зорге шлет в Москву все более обнадеживающие радиограммы. «Инвест сообщил, что генералы Доихара и Тодзио (последний — министр сухопутных войск Японии. — «МК») считают, что для Японии еще не наступило время вступать в войну, — передал разведчик 23 августа. — Вступление Японии в войну в текущем году может и не быть, хотя этот вопрос еще не решен».
А еще через три недели произошел наконец перелом. «Источник Инвест выехал в Маньчжурию, — сообщил Зорге 14 сентября 1941 года. — Он сказал, что японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году… Из писем офицеров и солдат, получаемых из пограничной линии в секторе Ворошилов (ныне Уссурийск. — «МК»), известно, что они оттянуты в район Муданьцзян… По мнению посла Отта, выступление Японии против СССР теперь уже вне вопроса».
Это был еще, конечно, не полный отбой тревоги, но радикальное снижение ее уровня. Гарантией могло бы стать изменение стратегических приоритетов Японии. Проще говоря, вступление ее в войну с другим сильным противником, что связало бы ее силы. Но и тут, согласно информации «Инсона», ситуация развивалась по самому благоприятному для Советского Союза сценарию.
«Если начавшиеся переговоры между Америкой и Японией не дадут результата, уже до середины октября империя нанесет удар по Индокитаю и Сингапуру», — передал «Инсон» 3 октября. Разведчик, точнее, его информатор (все тот же «Инвест», Хоцуми Одзаки), несколько ошибся в сроках, но направление японской экспансии определил точно.
«Войны (с СССР. — «МК») в текущем году не будет», — твердо заключил Зорге в радиограмме от 4 октября. Это было последнее его сообщение, полученное в Центре. 18 октября 1941 года он был арестован японской полицией. В ходе обыска был обнаружен текст радиограммы, которую Зорге не успел отправить в Центр.
Неотправленное послание заканчивалось так: «Наша миссия в Японии выполнена. Войны между Японией и СССР удалось избежать. Верните нас в Москву или направьте в Германию. Я хотел бы стать рядовым солдатом, чтобы сражаться за свое Отечество — Советский Союз, — или продолжать свою разведывательную деятельность в фашистской Германии».
Миссия и в самом деле была выполнена. Практическую пользу от этих сведений принято измерять в воинских подразделениях, которые советское руководство теперь могло со спокойной душой передислоцировать с Дальнего Востока на Запад, под Москву. В этот самый тяжелый, самый напряженный период войны из состава Дальневосточного фронта в действующую армию было передано 22 дивизии — 17 стрелковых, три танковые, две кавалерийские. Это без учета менее крупных соединений и авиационных частей.
Но, учитывая характер и значение битвы, в которой приняли участие войска, переброшенные с «высоких берегов Амура», битвы за Москву, цена этой информация была гораздо выше, чем просто помощь фронту. По сути, по большому счету, это было спасением страны. Так что заголовок, встреченный на одном зарубежном информационном ресурсе, посвященном истории, «The spy who saved the Soviets» («Шпион, который спас Советы»), при всей его аляповатости достаточно точно описывает миссию Зорге, его группы и ее итоги.
Конечно, они были не единственным источником информации о планах японцев. Но были, безусловно, главным из таких источников. Информация поступала из первых уст — от первых лиц Японской империи, лиц, принимавших решения. Других столь же информированных агентов на японском направлении, не говоря уже о более информированных, у советской разведки тогда не было. И вряд ли таковые появились и потом.
Крайне высоко оценивали деятельность Зорге и по ту сторону линии фронта. «Самым лучшим приобретением советской военной разведки являлся, безусловно, доктор Рихард Зорге, журналист, имевший тесные связи с посольством Германии в Токио, — писал немецкий дипломат и писатель Пауль Шмидт в книге «Гитлер идет на Восток» (как и прочие его послевоенные произведения, она написана под псевдонимом Пауль Карель). — Зорге внес в дело победы советского народа в Отечественной войне вклад больший, чем целая армия…
Стягивание советских войск под Москву стало возможно лишь вследствие величайшего в истории Второй мировой войны акта предательства… Зорге сообщил Сталину об отказе японского правительства на предложение Германии напасть на Россию на востоке и о том, что японские военные готовятся нанести удар по Америке…»
Двойная игра
Шмидт–Карель знал, о чем говорил — в годы войны он занимал пост руководителя пресс-службы Министерства иностранных дел Германии. То есть был коллегой Зорге — работал в том же ведомстве и на похожей должности. Для справки: разведчик, хоть и не входил официально в штат немецкого посольства в Токио, выполнял обязанности пресс-атташе диппредставительства. У него был даже там свой кабинет.
Тем не менее с оценкой деятельности разведчика как акта предательства по отношению к Германии никак нельзя согласиться. И дело тут не только в том, что Зорге находился, как сейчас бы сказали, на правильной стороне истории, а его погрязшая в преступлениях, в нацизме и агрессии страна — на неправильной. Хотя в случае с Рихардом Зорге это, безусловно, было определяющим обстоятельством.
Однако Советский Союз он в своей последней, неотправленной радиограмме назвал Отечеством не только в силу идеологических причин. Да, вырос он в Германии, но родился на территории СССР, в то время — Российской империи. А именно — в селе Сабанчи (ныне — Сабунчинский район города Баку). И наполовину был русским.
Мама героя-разведчика, Нина Зорге, урожденная Кобелева, родилась в семье железнодорожного рабочего, происходившего из рязанских крестьян. Известно, что семья была многодетной: у Нины Степановны было три сестры и два брата. «По сей день в нашей стране живет очень много дальних родственников знаменитого разведчика, и время от времени в прессе появляются сообщенные ими детали жизни семей Зорге и Кобелевых столетней давности», — пишет Александр Куланов.
Отец, Густав Вильгельм Рихард Зорге, — немецкий инженер-нефтяник, приехавший в Россию за длинным рублем. Рихард был самым младшим, восьмым ребенком в семье: до него у четы Зорге родилось четверо сыновей и три дочери.
В апреле 1898 года, то есть когда Рихарду Зорге-младшему не было еще трех лет, семья переехала из России в Германию, в Берлин. «До войны (имеется в виду Первая мировая война. — «МК») я провел достаточно благополучное детство, присущее классу зажиточной буржуазии, — писал о себе Зорге. — Наша семья не испытывала никаких материальных затруднений. Однако кое в чем я отличался от обычных сверстников. Я остро переживал, что родился на южном Кавказе и был привезен в Берлин в очень раннем возрасте…»
Судьбы членов семьи Зорге изучены пока, увы, очень плохо. Известно, что Зорге-старший скончался в 1907 году и что Нина Зорге надолго пережила супруга. По словам Хаммеля, сотрудника немецкого посольства в Токио, который встретился с бывшим коллегой в тюрьме незадолго до его казни (смертный приговор был приведен в исполнение 7 ноября 1944 года), Зорге передал ему свою последнюю просьбу: не трогать мать, которая жила в Гамбурге и ничего не знала о второй жизни сына.
То ли немецкие власти отнеслись к последней просьбе смертника с должным уважением, то ли им было уже не до мести членам семьи «врага рейха», но факт остается фактом: Нина Степановна благополучно пережила войну и окончила свои дни в 1952 году — в Западной Германии.
Про то, как сложилась жизнь братьев и сестер Рихарда Зорге, нет практически никакой информации. Впрочем, в биографии самого Зорге, вроде бы исследованной вдоль и поперек, тоже нет дефицита белых пятен. До сих пор, например, неясно, как человек с такой «кредитной историей» мог войти в такое доверие к руководству немецкой дипломатической миссии.
Дело не только в происхождении Зорге, хотя в Третьем рейхе и это было важным моментом. Но главное — его бурная политическая деятельность в годы, предшествовавшие приходу нацистов к власти.
Зорге — участник Ноябрьской революции в Германии. С 1919 года — член Коммунистической партии. Был не на первых ролях, но и далеко не на последних. Зорге — активнейший пропагандист, журналист. Писал в партийные газеты и даже редактировал одну из них. Выполнял различные поручение ЦК КПГ, в том числе секретного свойства. В общем, «засветиться» успел основательно. По полной программе. А потом и вовсе пустился «во все тяжкие».
С 1924 года — в Москве. С 1925 года — член ВКП(б). В течение четырех лет трудился на различных должностях в московской штаб-квартире Коминтерна, его исполнительном комитете. Причем все это время Зорге жил и работал под своим именем, ничуть не скрываясь. В общем, поверить в то, что такой человек спустя несколько лет перековался настолько, что стал правоверным нацистом, достаточно сложно. И еще сложнее — поверить, что в это смогли поверить немецкие начальники Зорге. Тем более — немецкие спецслужбы.
«Глава разведывательной сети гестапо на Дальнем Востоке полковник Мейзингер также поддерживает весьма дружественные отношения с обаятельным журналистом, чья приверженность нацизму, конечно же, не вызывает сомнений, — писала газета «Правда» 4 сентября 1964 года. — Пресс-атташе получает доступ к самой секретной информации германского посольства в Токио. Агенты гестапо уверены, что они знают доктора Рихарда Зорге как свои пять пальцев. Но они ничего не знают».
Есть, однако, основания полагать, что игра, которую вел Зорге, была более сложной и тонкой. Как следует из послевоенных мемуаров руководителя внешней политической разведки Третьего рейха Вальтера Шелленберга, «агенты гестапо» все-таки не были так глупы и кое-что знали о докторе Зорге. Или, во всяком случае, догадывались.
«Когда я беседовал с Ритгеном (директор Германского информационного бюро, официального информагентства Третьего рейха. — «МК») о возможных посторонних связях Зорге, он высказал следующее мнение: если он даже на самом деле связан с иностранными разведками, мы должны все-таки найти средства и способы, с одной стороны, обезопасить себя, а с другой — извлечь пользу из знаний Зорге, — писал Шелленберг. — В конце концов, я обещал Ритгену в дальнейшем защитить Зорге от нападок партийного руководства, если он (Зорге. — «МК») согласится наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе».
По словам Шелленберга, оперативная игра была санкционирована Рейнхардом Гейдрихом, начальником Главного управления имперской безопасности. Правда, добавляет бывший шеф немецкой разведки, Гейдрих был настроен скептически, опасался, что Зорге будет снабжать Берлин дезинформацией. Поэтому распорядился подвергать поступающие от Зорге сведения «особой проверке».
Однако, по словам Шелленберга, никаких проблем в этом отношении не возникло: «Полученный мной через Ритгена информационный материал Зорге казался полезным и не возбуждал подозрений в дезинформации… Зорге, при всем своем неприятии национал-социалистского режима, ни разу не сделал попытки дезинформировать нашу разведку». Впрочем, согласно тому же источнику, сведения, передаваемые в Берлин агентом «Пост», такой агентурный псевдоним дали Зорге в немецкой разведке, касалась в основном Японии.
Можно этому верить, можно — не верить. Верят, сразу скажем, далеко не все. Но вот мемуары человека, которого трудно заподозрить в преднамеренном очернении образа Зорге — Павла Судоплатова. Павел Анатольевич, напомним, — один из наиболее известных и успешных советских разведчиков той эпохи, организатор диверсионной работы в советских спецслужбах.
«К информации, поступавшей по этой линии (от Зорге. — «МК») из кругов премьер-министра Коноэ, и высказываниям германского посла Отта в Москве относились с некоторым недоверием, — вспоминал Судоплатов. — И дело было не только в том, что Зорге привлекли к работе впоследствии репрессированные Берзин и Борович, руководившие разведупром Красной Армии в 20–30-х годах.
Еще до ареста Боровича, непосредственного куратора Зорге, последний получил от высшего руководства санкцию на сотрудничество с немецкой военной разведкой в Японии. Разрешение-то получил, но вместе с тем попал под подозрение, поскольку такого рода спецагентам традиционно не доверяют и регулярно перепроверяют во всех спецслужбах… Трагедия Зорге состояла в том, что его героическая работа и поступающие от него сведения не использовались нашим командованием».
Воспоминания Судоплатова расставляют многие точки над i в биографии легендарного разведчика. Но в отношении использования его информации Павел Анатольевич явно ошибался. Доклады разведывательного управления Красной Армии, основывавшиеся на последних сообщениях «Инсона», начинались словами: «По агентурным данным из Токио, заслуживающим доверия…» То есть недоверие если было, то ушло. Ну, или у советского руководства — а, проще говоря, у Сталина — на тот момент просто не оставалось другого выбора, кроме как довериться Зорге.
Так или иначе результат использования этой информации известен: победа в битве за Москву, без которой была бы невозможна и большая Победа. Ну а что касается вопроса, был ли Зорге двойным агентом, и если да, то на кого работал больше, то на них ответил сам Зорге. Если это и была «двойная игра», то он блестяще переиграл немецкую разведку. Но заплатил за это своей жизнью.