По всей России поднимает голову молодежная преступность. Азербайджанская банда в Санкт-Петербурге, белгородские подростки, забившие взрослого мужчину, межэтническая группировка в Балашихе, убийство школьника в Иркутске в “чужом” районе, молодежная банда из Волгограда, избивающая бездомных….
Автор книги «Слово пацана» и соавтор популярного сериала Роберт Гараев сравнил современные банды с подростковыми объединениями конца 80-х. В то время будущий литератор жил в Казани и сам входил в молодежную группировку…
— Роберт, в сериале “Слова пацана” показано зарождение агрессивных молодежных банд с жестким кодексом чести и внутренней иерархией. Они похожи на современные?
— Лицо преступника 89-го, 95-го и 2024 года — совершенно разное. Нынешняя молодежная преступность и рядом не стоит по массовости и организованности, какой она была в конце 80-х.
— Что такое случилось в обществе в конце 80-х, из-за чего молодежь вдруг стала объединяться в группировки? В частности, в Казани?
— Это было не только в Казани. Подростковые группировки возникали по всему Татарстану, они были в Поволжье, Белоруссии и еще много-много где. Основная причина была в том, что в крупные города массово переезжали люди из деревень и маленьких поселений. Появилось много молодежи, у которой не было своих социальных связей, каких-то социальных лестниц, а им надо утверждаться. И вот они стали пользоваться этой низовой уличной структурой, чтобы какое-то уважение получить. Если говорить о сегодняшнем дне, то сейчас группировка не может дать современному подростку того, что она давала в начале перестройки.
— Тогда был еще Советский Союз с его моралью и нравственным воспитанием. Откуда у подростков, взращенных советской школой, такая жестокость и желание стать частью криминального мира?
— Молодежная группировка 80-х – это еще не банды 90-х. У нас не было экономических интересов. Разве что отобрать деньги, обуть мажоров на кроссовки. А головы разбивали об асфальт за символический авторитет, за лидерство. И это было как будто понарошку. Даже если происходили убийства, то не было цели убить. Была цель дать ответку. Так принято в этом пацанском, мужском мире. Если ты получил какую-то удар, ты должен ответить. Это существует и сейчас. Подростковую маскулинность никто не отменял.
— Как появились понятия, которые стали кодексом чести подростковых банд?
— Это сельский менталитет: стенка на стенку, охрана своих территорий, здесь свои, там чужие. Например, были такие акции, которые назывались «С добрым утром» и «С добрым вечером». Это когда противоборствующие группировки шли к месту учебы своих врагов и всех, кто шел мимо, спрашивали: «Откуда?». Чужих били. Ответить неправильно было нельзя. По понятиям группировки надо было отвечать правдиво. Если ты не назвал свою группировку, то тебя свои могли бы “отшить” и наказать еще сильнее. За это могли сделать «копилку в голове» — пробить голову арматурой, кирпичом или палкой.
— Родители что-то знали о группировках?
— Мама как будто не замечала. Хотя наверняка обращала внимание, что характер моих друзей как-то начал меняться. Раньше приходили приличные мальчики, а сейчас — хулиганы и шпана. Бабушка, с которой мы были очень близки, быстрее среагировала. В какой-то момент она мне сказала слова, которые меня заставили задуматься. Как-то ни с того ни с сего она говорит мне: “Роберт, если ты попадёшь в тюрьму, я тебе передачки приносить не буду”. И я так сразу: “А почему я должен попасть в тюрьму? А почему ты мне не будешь приносить передачи? Ты мне не доверяешь?” Как-то сразу стало не по себе.
— В сериале реакция родителей на изменение детей показана очень ярко. А вы говорите, мама не замечала.
— В сериале эта линия была немного усилена. Выдумана история с шапкой. А в жизни от родителей все скрывалось. Пока они на работе, было очень много свободного времени. После школы ребенок проводил время во дворе, на улице, а у улицы были свои законы и порядки. Родители в эту жизнь не вмешивались. Они были уверены, что идет нормальный процесс взросления. А те, кто понимал, пытались вырвать своих детей.
Например, был такой оператор Николай Морозов. Он еще в то время на казанской студии снял трилогию документальных фильмов о молодежных группировках. Они есть в интернете, можно посмотреть. Называются «Пустота», “Страшные игры молодых” и «Крик. ПТУ не с парадного подъезда». Он понимал, что происходит, поэтому стал своего сына вытаскивать из банды. Он ходил по подъездам, где заседали группировщики, брал его за руку и забирал домой, приходил к родителям детей, угрожал, рассказывал о происходящем. Ему удалось это сделать. То есть если ты ответственный родитель, то ты мог вытащить ребёнка. Просто дело в том, что многие даже не замечали.
— А потом парню не прилетало, что он родителям пожаловался?
— Это был замкнутый молодежный мир. Взрослые туда не входили. Поэтому если отец пришел разбираться, то это не связывал и тем, что “нажаловался”. Это тоже было своего рода понятие. Как, допустим, когда ты идешь с девушкой. По пацанским правилам, если парень идёт с девушкой, даже по чужому району, ты не можешь его топить. Его можно зацепить только на обратном пути. И парень, и девушка об этом знали, поэтому девушка могла попросить своих родителей проводить пацана до остановки. И тогда тоже не трогали. Если рядом взрослый, то нет вопросов.
— Какие у вас были ощущения от причастности к банде?
— Сначала безусловно эйфория. Поменялся мой социальный статус. Ты уже больше не «чушпан», а участник группировки. Сходил на сборы, тебя приняли. Ты чувствуешь себя пацаном. В школу ты уже в другом статусе приходишь.
Пацаны считали, что группировка — это государство. В ней есть свой закон, своя экономика, свои граждане и своя территория. Кто не участники группировки, это не граждане. Мы формировали экономику — раз в месяц сдавали в общак. И вот пацанские понятия — это такая сетка, таких каких-то, твоего миропонимания. Тот твой морально-этический кодекс, который исходил от старших. И это, конечно, рождало приятные чувства. Но у меня быстрое разочарование произошло. Скажем, это не моя стезя была, мне это не органично. Я любил больше книжки читать, чем ходить на эти сборы.
— Как вы вышли из банды?
— Я был исключен за то, что я пропускал сборы. Сборы — это регулярно вечером по паре часов проводить в определенном месте с группой твоего возраста. И тут было достаточно утомительно – стоять, охранять свою улицу. Лучше я книжку почитаю.
— Вас легко отпустили?
— Выход из группировки всегда был с физическими санкциями. Меня конечно же побили. Но я остался живой, без “копилки”. Не пришлось даже переезжать в другой район, как многие делали.
— Сейчас в Казани есть молодежные группировки?
— В таком количестве нет. Но для Татарстана молодежная преступность — до сих пор коллективная травма. В каждой семье есть тот, кто вышел в бандиты после группировки, или тот, кого третировали, или убили. На центральных кладбищах можно посмотреть эти аллеи бандитские. В Казани не любят говорить об этом. Например, “Слово Пацана” запретили здесь снимать.