ОНА стирает в тазике детские пеленки. Входит ОН.
ОНА: Явился?
ОН, виновато опустив голову, плюхается на стул. Делает попытку заговорить.
ОНА: Не надо слов. Понятно без объяснений.
ОН все же хочет сказать. Она не позволяет.
ОНА: Да и что можешь привести в оправдание? Как дважды два известно. Ты это говорил год назад и два года назад. Опять будешь изворачиваться, юлить! Повторять невнятицу. Надоело!
ОН кивнул, поднялся.
ОНА: Ты якобы допоздна работаешь. До упаду. Без выходных. Курам на смех то, что городишь. За такую ненормированную вахту должны платить миллионы! Где они? Где хотя бы сотни тысяч?
ОН порывается что-то объяснить.
ОНА: Нет, помалкивай. Это для тебя лучший вариант. Набрать в рот воды. Не позориться. И меня не позорить.
ОН беспомощно развел руками.
ОНА: Да, совесть ты давно потерял. С тебя как с гуся вода. Посмотри на себя. Хорош гусь! Хотя не на что особенно смотреть.
ОН подошел к зеркалу.
ОНА: Доволен тем, что видишь? Есть чем любоваться? Красавчик! Молодчик. Мурло! Давай возрази. Скажи: «Какой есть». Ты всегда так отбрехиваешься! Ишь, взял манеру. Молоть что вздумается. Выплескивать ахинею. Пороть чушь. Нет чтоб признать честно. Всю правду! Как принято среди порядочных людей. Ты, может, вообразил: тебе все позволено? Ну уж нет! Далеко не все! Вообще в жизни все не так, как тебе представляется. Не по-твоему. Не так, как тебе хотелось бы. В жизни совсем иначе. Иногда может показаться, что это не так. Но нет. Именно так. Совсем наоборот. Я — не то, что ты. Хотя поначалу, возможно, так могло показаться. Что мы семья — в высоком понимании этого священного слова. Да, но нет! Потому что мы не одно и то же. Далеко не одно и то же. Мы разные. У меня не так, как у тебя. Но это нормально. Потому что если бы и у тебя было так же, то все равно это было бы иначе. Конечно, мы люди. Со сложными характерами. Но я — ответственная. Обязательная. Искренняя. Открытая. Прямая. Что думаю, то говорю. Без затей и экивоков. Без закидонов, как у тебя. Да, я такая. Бескорыстная. Трудолюбивая. Ращу ребенка. А ты совсем, совсем другой. С двойным дном. Перекати поле. Виляешь. Изворачиваешься. Притворяешься. Не тем, кто есть. У тебя не семь, а восемь пятниц на неделе. Десять пятниц! У меня понедельник это понедельник, а среда это среда. А у тебя наперекосяк. Шиворот-навыворот. Ты понял, о чем я? Или не в состоянии понять? Где тебе меня понять! Ты меня никогда не понимал!
ОН хочет возразить. Тщетно. Вернулся, сел на прежнее место.
ОНА: Нечем крыть? То-то и оно. Неудивительно. Когда все вверх дном и с ног на голову. Мерзавец! Негодяй! Как ты мог! Как я могла! Так в тебе ошибиться! Это же немыслимо! Не укладывается в голове! До чего ты дошел! До чего меня довел. Сыта по горло. И ведь это я тебе позволила. Так со мной обходиться. А с какой стати? Просто ужас! Невероятно! Нет слов. У меня давно нет слов. Пропали, испарились. Потерян общий язык. Контакт. Человеческий, душевный, сердечный стимул. Вот и нечего тебе сообщить. Поэтому ничего не предъявляю, молчу. Онемела. Как рыба. Как статуя. Как безрукая статуя богини в музее. Потому что нет не только слов, но и рук. Все об тебя обколотила! Без толку к такому, как ты, взывать. Обращаться. Надеяться на вразумительную реакцию. Или станешь утверждать, что такое в порядке вещей? Ты всегда так вякаешь. Потому что нечего заявить в свое оправдание. Ишь, научился отфутболивать: «Нормально», «Нормалек». Ненавижу эти твои словечки. «Нормалек». Это словечко в точности как ты сам. Ничего не выражает. Не ухватишь. Как голыш на пляже. Где провели медовый месяц. Не в отеле и не под тентом, а на солнцепеке, потому что ты с утра кеглей валился на лежак и не вязал лыка, я тебя волочила до столовой и в бар. Но до загса тебя так не доволокла, а Михаил нес меня туда на руках! Чтоб тебе провалиться! Чтоб ему провалиться! А ведь мама меня предупреждала. И папа предупреждал. И соседи. И друзья. Твои друзья, между прочим! Уж не говорю о моих. Да, твои друзья знают тебе цену! И Михаилу знают. Если ты еще не знаешь, я тебе сообщаю. Возможно, в глаза они тебе это не подтвердят. Потому что можешь звездануть. Как звезданул моему папе. Или оскорбить. Как оскорбил мою маму. А ведь это преступление. Хотя, возможно, и не повод для суда. Так что радуйся. Но мне ты не звезданешь. Потому что сама звездану тебе так, что улетишь в космос.
ОН испуганно сжался.
ОНА: Все твои словесные ухищрения такие. И физиологические, телесные проявления. Дескать, притворился, прикинулся хорошим, позитивным — и шито-крыто! Нет, на этот раз не прокатит, не пройдет, твоя примочка не проканает! Сорву с тебя маску! Вместе с кожей лица!
ОН встрепенулся, отшатнулся.
ОНА: Напомнить тебе твой последний выбрык? В ресторане? В мой день рождения?
ОН усиленно мотает головой.
ОНА: Нет, напомню! За что влепила тебе. Ну, подарил цветы. Не мне, а какой-то случайно подвернувшейся путане. Мне твои фальшивые знаки внимания даром не нужны. Минуты не прошло, а ты уже накидался. Нахлестался по традиции. Нарезался до поросячьего визга. До потери цветного зрения. До невменяемости. Нормально. Нормалек. Согласно твоей классификации. Обычное дело. Стал ухлестывать за Танькой. Неудивительно. Танцевать со Светкой. Всегдашняя практика. Окучивать Наташку. Традиционно. Хоть и не первая красавица. Мягко говоря. Но простительно, коль накушался. Выше уровня бровей. Стала тебя уводить. А ты вприсядку — и коленца выкидывать. И добавляешь. Добавляешь. Тебе всегда мало. Когда в такси полез целоваться, я не противилась. Раз в году можно перетерпеть. Когда полез под юбку, не возражала. Раз в году можно. Себе и тебе позволить. С тобой такое нечасто. Когда сказал: «Поехали ко мне», я озадачилась. А потом сказал: «Моей сегодня не будет, она на дне рождения». Тут я не выдержала. А кто бы выдержал? С какой стати манипулируешь моим местонахождением? И моим праздником! С какой стати не заканчиваешь начатое? Уж полез, так продолжай! Доводи до победного конца. Или не начинай. Вот зачем сейчас пришел, если не доводишь? Или ты совсем оборзел?
ОН обмяк и сдался на милость провидения.
ОНА: Стыдно? И мне стыдно. За тебя. На тебе, на твоем лбу теперь клеймо!
ОН трет лоб, опять спешит к зеркалу.
ОНА: С таким клеймом и менталитетом кому ты нужен!
ОН не очень уверенно пожимает плечами. Направился к двери. ОНА догнала и преградила дорогу.
ОНА: Стой! Дослушай. Надо, чтобы знал. Чтобы осознал полноту своего падения. Знаешь, что восхищает женщин? Когда, сцепив зубы, даже если не по силам, доводят до конца. Быть мужиком — это довести до точки, до кипения. И когда не довел, я сама вскипела и хлестанула тебя твоим подаренным не мне, а отобранным у профурсетки букетом. И таксист нас высадил. Потому что букет превратился в веник, а ты превратился после моего удара в хлам! Хлам никому не нужен. Мне в первую очередь. И таксисту тоже. Пришлось ехать на метро. А в метро люди. И они все видят. И они видят хлам и веник. И они меня поддержали. Когда залепила тебе по роже. Потому что перецеловал всех пассажиров! Всех подряд. И мужиков тоже. А на тебе была новая бейсболка. А на мне — старая цигейковая шуба. Сшитая до свадьбы. Валяй, обещай, как у тебя заведено, норковую и мутоновую, беличью на худой конец. Потому что все равно не купишь. Потому что сам ты мутон! А каракулевый пирожок якобы для воротника моей будущей шубы ты сорвал с дяденьки, что вежливо уступил тебе место. Потому что ты на ногах не стоял. И повторял: «Мутит». А я услышала: «Мутон». И еще раз дала тебе по роже. За все твои обманы. И насмешки. А ты сказал, что и воротника шубы у меня не будет, и наблевал в этот дяденькин пирожок. Прямо взял и наблевал. А в свою бейсболку не стал. Что, безусловно, свидетельствует о твоей сообразительности.
ОН воспрянул, но ненадолго, и опять сник.
ОНА: А потом поднял этот пирожок над головой и пошел напролом к дверям. А народу полный вагон. И все расступаются, хотя расступаться некуда, но они же дрейфят: расплескаешь. Вышел из вагона на платформу — и хрясь его оземь. На мраморный пол. Я говорю: «Уборщицам сколько хлопот». А ты зашагал прочь. К эскалатору. Порой, конечно, бываешь неотразим. Особенно когда напьешься. А мужик, с которого ты пирожок сорвал, вместе с нами из вагона вылез, делать нечего, свой головной убор подобрал и, наверно, три дня мыл. И я поняла, что шубы никогда не дождусь. Тогда зачем пришел? Хлама здесь и без тебя хватает.
ОН кивает.
ОНА: Прекрасно знаешь, как ты на мне женился. Воспользовался безвыходностью моего положения. Беременностью. На которую меня обрек. Обрек грубо, цинично, к тому же после совращения хотел смыться. Ишь, умник! Нет уж. Кто-то должен обо мне заботиться. Вот и привела Михаила. Если отец будущего ребенка уклоняется от своих прямых обязанностей, его функцию доведения дела до конца берут на себя другие. И до Михаила знала многих прекрасных рыцарей. И могла сделать блестящую партию! Но медовый месяц провела с тобой. Хотя не были расписаны. У нас с тобой разные представления о порядочности. Ты, наверное, думаешь: только идиот на такой, как она, то есть как я, захочет жениться!
ОН опять кивает.
ОНА: А я говорю: за такой, как я, надо побегать. Если не устраивает, пошел вон!
ОН возобновил путь к двери, ОНА хватает его за одежду.
ОНА: Тебя бесит, что Михаил меня навещает, но и он последнее время запропал. Поэтому тебя и воспитываю. На всякий случай. Вдруг пригодишься.