«Какие могут быть слезы в такой день? Победа должна сопровождаться исключительно бравурными, жизнеутверждающими маршами» — таковы тогда были идеологические установки. Слава богу, эти идеологические клише постепенно стали изживаться, на победных парадах начали звучать песни поэта-фронтовика Булата Окуджавы («Мы все — войны шальные дети /И генерал и рядовой…»), которого незадолго до этого обвиняли в безыдейности и абстрактном гуманизме. И уже мало кого смущали строки: «Ах, война, что ты сделала, подлая…» А еще пару лет назад с возмущением говорили: «Да как он посмел назвать великую войну подлой»?
Напоминаю об этом потому, что сегодня общая обстановка в мире намного сложней. Не секрет, что ныне решающий вклад народов СССР в великую Победу ставится под сомнение. Упор делается на то, что на смену фашистскому закабалению Европы пришел сталинский тоталитарный режим с его массовыми репрессиями и бессудными расправами с инакомыслящими. Отсюда — обидный и болезненный для нас снос памятников советским солдатам, отдавшим свои жизни при освобождении европейских городов. Что ответить на это?
Мне повезло долгие годы дружить и общаться с замечательным философом, фронтовиком и послевоенным сидельцем ГУЛАГа — Григорием Соломоновичем Померанцем. Мы много и подробно обсуждали с ним эту проблему еще задолго до того, как после развала СССР она обострилась до предела и привела к войне с памятниками в станах Восточной Европы.
Вот его, непосредственного участника войны, глубокая и бескомпромиссная точка зрения: «Мы до сих пор не сумели отделить от тени кровавого деспота народные подвиги при обороне Одессы, Севастополя, Ленинграда, Сталинграда, Тулы — и безымянные подвиги бойцов, погибших на своем рубеже, и беспечную удаль танкистов, сделавших ненужной атомную бомбу в Европе… И вот до сих пор мы толчемся между правдой и кривдой, между чувством вины соратников Сталина и чувством гордости победителей Гитлера. А без нравственной ясности нельзя бороться с гнилью, разъедающей наше общество, и нельзя отбросить призраки прошлого, за которыми прячутся цинизм и бесстыдная ложь». Я полностью разделяю точку зрения мудреца-философа. Тем более он высвечивает еще одну сторону значения нашей победы. Если бы не «удаль наших танкистов», американцам бы ничего другого не оставалось, как сбросить на Европу атомную бомбу. Ровно так, как они поступили с Хиросимой и Нагасаки, приблизив тем самым капитуляцию Японии.
Что же касается эпидемии войны с памятниками, то она охватила и Америку, затронув события Гражданской войны Севера и Юга. Когда это было? В середине позапрошлого века. А вот поди ж ты, возбудились широкие слои общественности, и валятся памятники с постаментов. Но Вторая мировая война была относительно недавно, еще живы ее непосредственные участники. Поэтому для нас война с памятниками как кровоточащая рана.
Но меня в последнее время беспокоит еще одна сторона нашей духовной жизни: изживая одни мифы, мы немедленно создаем другие, зачастую еще более фантастические. Среди них сказка о том, что в самый драматический период Московской битвы по приказу Верховного главнокомандующего вдоль линии всего фронта пролетел самолет с чудотворной иконой на борту. Это, оказывается, и решило исход сражения.
Предполагаю, что вызову осуждение многих читателей, но, на мой взгляд, этот миф оскорбляет память павших в этой смертельной схватке с фашизмом.
Нравственная ясность, невозможная без знания исторических фактов и без сохранения исторической памяти, необходима прежде всего для воспитания вступающих в жизнь поколений.
Недавний праздник 23 февраля. Старшеклассники совместно с учителем подготовили «Разговор о важном», посвященный этой дате. На экране кадры из культового фильма «Офицеры» по сценарию замечательного писателя-фронтовика Бориса Васильева. На экране знаменитый кадр из этого фильма, где комкор произносит историческую фразу: «Есть такая профессия — Родину защищать».
В этот момент со словами «я ненавижу ваш праздник, в этот день уничтожали мой народ» резко вскакивает парень и, хлопнув дверью, покидает аудиторию. Он чеченец. И именно в этот день, много десятилетий назад, началась депортация чеченцев и ингушей, половина которых погибла от голода по дороге.
Приглашаю его к себе. Начинаю спокойный, насколько это возможно в данных обстоятельствах, разговор: «Пойми — это не русские виноваты, они пострадали не меньше других. Не бывает народов-предателей. Давай откроем книгу С.С.Смирнова «Брестская крепость». Ее последние защитники: чеченцы и ингуши. Они были великие воины».
Без знания фактов не обойтись, без них мы рискуем бесконечно множить взаимную ненависть, передавая ее из поколения в поколение. Но дело не только и не столько в формальном знании фактов и пополнении исторической эрудиции. Проблема значительно глубже. Ее прозревал замечательный русский актер Михаил Ульянов, создавший на экране образы Г.К.Жукова и председателя Егора Трубникова:
«Культура… Говоря о культуре, стоит заметить, что это не просто начитанность, знание текстов, фактов, картин, музыкальных произведений и так далее… Я знаю очень много начитанных людей, но таких мерзавцев, не приведи господи. И напротив, сколько встретил я, особенно когда снимался в фильме «Председатель», в деревне темных старух — благороднейших, человечнейших, интеллигентнейших, если вложить в это слово то понятие, что человек думает прежде всего не о себе, а о стоящих рядом, о других. В них и такт, и добро, хотя жизнь у них всех сложилась сумасшедше тяжелая. Особенно после войны, когда в колхозах все было разрушено, разграблено, сожжено. Говоря «культура», я имею в виду культуру не начитанности, не «наслышанности» музыкой, не «навиданности» изобразительным искусством — это все лишь часть культуры, если можно так выразиться, ее надстройка, а собственно культура, база ее — это умение жить, не мешая другим, это умение приносить пользу, не требуя за то златых венков. Это умение свою жизнь прожить разумно, не наказав никого, не испортив никому жизнь, — вот что такое, мне кажется, культура, личностная основа культуры. И, наверное, еще подчинение традициям, законам, вере».
Вывод очевиден — когда мы говорим о великой Победе, да и не только о ней, необходима ясность нравственных оценок. Не для внешнего использования в борьбе с идеологическими противниками, а для нас самих.