За время спецоперации мне неоднократно доводилось бывать в прифронтовых поселениях. С первого такой поездки меня не покидает вопрос: «Что заставляет этих людей оставаться в своих домах?» В ответ я слышала десятки объяснений, но понять истинные мотивы можно, лишь оказавшись на их месте.
Как ни странно, в Мирном оказалось весьма многолюдно. Возле перекошенного забора на лавочке восседают пенсионерки, рядом, греясь на солнышке, развалился трехцветный кот. Вдоль проселочной дороги чинно прохаживаются гуси, чуть в отдалении, тряся бородой, щиплет траву белоснежный козел.
Возле дороги две женщины что-то оживленно обсуждают. Их диалог на секунду прерывается, как только наш военный пикап равняется с ними. С любопытством сопроводив машину взглядом, они вновь погружаются в свою беседу.
На окнах побитых осколками домов красуется кружевной тюль, бельевые веревки во дворе увешаны вещами, а возле калиток высажены цветы. Но самое удивительное для подобных мест — это дети, беззаботно рассекающие на велосипедах по улицам. Их здесь действительно много.
Елена живет в Мирном всю жизнь. Здесь же и самые ее родные люди: супруг, дочь-подросток и сынишка. В соседнем доме старшая дочка с семьей.
— Стреляют постоянно, — на мой вопрос про обстановку, женщина вскидывает руки, будто для молитвы. — И кассетами, и всем…
Говорит, что и до украинского контрнаступления мирной жизни селяне не видели, просто обстрелы ВСУ были реже.
— Почему вы не уехали? — интересуюсь у женщины.
— А зачем? Да и куда нам ехать?
По правде говоря, с подобными «ответами» я сталкиваюсь уже не первый раз, но до сих пор впадаю в какой-то ступор, не зная, что возразить на подобное искреннее удивление.
— Мои родители сюда переехали, когда мне три годика всего было. Я тут выросла, — говорит собеседница.
По словам женщины, несмотря на происходящее, больше половины жителей не стали покидать родные дома. У всех свое хозяйство, чем могут, поддерживают друг друга. Плохо вот только, что магазинов в селе нет вообще. За продуктами приходится ездить в ближайший город — Токмак. Когда есть свой автотранспорт, это еще полбеды. А вот тем, у кого его нет, приходится тяжелее. Но находят выход, объединяются с соседями для выездов в город.
Работы в Мирном для селян тоже нет.
— Когда был Советский Союз, то и работа была, а пришла Украина — и мы никому не нужны оказались, — вздыхает женщина.
Говорит, что люди выживали, только благодаря своему хозяйству. Семья Елены держала коров, сдавали молоко, также были земельные паи, сажали овощи на продажу. Сейчас у них тоже две коровы, в прямом смысле слова кормилицы.
Пособий или иных выплат, кроме как на младшего сына (мальчик с рождения инвалид) семья не получает.
Наш разговор прерывает звук подъехавшего автомобиля. В нем муж Елены с дочерью. Темноволосая худенькая девочка, стеснительно отворачиваясь, еле слышно здоровается и спешит скрыться за калиткой.
— Ну что, приняли? — с надеждой в голосе обращается женщина к супругу.
Мужчина утвердительно кивает головой, и лицо моей собеседницы озаряется улыбкой.
— Дочка в медицинский колледж в Мелитополе поступает, так не хотели брать, — вновь повернувшись ко мне, поясняет Елена. — Говорят, нужна выписка с оценками. А как мы ее предоставим, если все документы еще в начале спецоперации увезли в Запорожье? Нам на ту сторону дорога закрыта. Но, благо, приняли так…
По словам женщины, самая большая проблема, с которой столкнулись жители Мирного, и решение которой не могут найти по сей день, заключается в том, что их дети не могут получать образование.
Своей школы в селе нет, организованного автобуса из Токмака власти тоже не предоставляют. Говорят, никто не соглашается ездить в прифронтовую зону. Вдруг снаряд или беспилотник?
Учиться дистанционно ребята тоже не могут, интернета в селе нет. Елена сетует, что сын как четвертый класс закончил, так на этом учеба и прервалась. А по возрасту он уже должен учиться в шестом классе.
— Ну а так у нас все нормально, — словно приободряя сама себя, улыбается женщина. — Солдаты детям сок дают, конфеты. Консервами делятся. Мы не жалуемся. Лишь бы стрелять уже перестали.