Его освободили, дав шанс на новую жизнь
«Я тот самый заключенный из «Матросской тишины», который должен был умереть. Но я выжил! А еще у меня родились близнецы», — это одно из самых неожиданных и позитивных (по нынешним временам, читай, чудо) писем последнего времени. Написал его уроженец Чечни, который считался безнадежным пациентом реанимации единственной тюремной больницы Москвы. Его «актировали» (выпустили на свободу в связи с наличием заболевания, препятствующего заключению под стражей), дав шанс. Парень этим шансом воспользовался.
Всего этого не произошло бы, если бы изначально за него не вступились правозащитники, и если бы его не направил на медэкспертизу экс-начальник больницы «Матросской тишины» Александр Кравченко. За такие направления на освидетельствования умирающих арестантов доктор Кравченко приговорен к семи годам лишения свободы.
История борьбы за одного заключенного, которая показывает, как может «актировка» спасти умирающего и дать ему новую жизнь — в материале обозревателя «МК».
Молоденький жизнерадостный рыжий чеченец Ислам Мусаев попал в СИЗО по обвинению в покушении на разбой. Ислам с высшим образованием, культурный, начитанный, но попал в передрягу, из которой прямиком – на нары.
В «Бутырке» со временем он начал жаловаться на сильные боли в спине. Медики СИЗО не верили, что у него что-то серьезное. Говорили: это почки. Но правозащитники, насторожившись, стали просить вывести его в больницу на диагностику. Наконец, его госпитализировали. И буквально через неделю он страшно похудел и стал кричать от боли. Вскоре пришли анализы — туберкулез костей. Парня перевели в туберкулезное отделение больницы, где он — уж простите за выражение — загибался. Как раз в это время в больнице «Матросской тишины» устроили так называемые «паллиативные камеры» — для тех, кому недолго осталось. Именно в такую камеру поместили Ислама.
Вот как он сам это вспоминает:
* Когда меня привезли в «тубанар» (отделение, где находятся заключенные с подозрением на туберкулез — прим.автора) «Матросской тишины», я не знал про диагноз. Не сообщили. У меня страшно болела спина. Чтобы мне сделали обезболивающий укол, приходовать вены резать (иначе врачи отказывались, может, не верили, что настолько мне больно). После того, как пришли с проверкой правозащитники и сотрудник УФСИН Анна Каретникова, уже проблем с обезболивающим не было. Нас даже в баню вывели помыться. А потом случилось вот что. Ночью проснулся, подошел к умывальнику попить воды и упал. Голову сильно разбил (до сих пор эту боль помню). Очнулся в реанимации. Помню, мне говорят: «Ты уже третий месяц лежишь». А им: «Как третий месяц? Я думал, я два дня тут». А после опять впал в беспамятство.
Ислам говорит, что помнит, как просил гамбургер в момент забытья. Ему ничего не хотелось — ни есть, ни пить. Но вот почему-то сказал про гамбургер. Может быть, потому что в тюрьме это недоступная роскошь, мечта. Правозащитники тогда думали о том, что хорошо бы исполнить желание умирающего (а тогда никто не сомневался, что он скоро покинет этот мир). Но как это сделать? Как член ОНК, я приносила в СИЗО конверты, ручки, открытки, лекарства и вещи для заключенных. Но все они проходили контроль прежде, чем попадали в руки к самым несчастным сидельцам. А с гамбургером меня не то что в палату, никто бы в само СИЗО не пустил. Ане Каретниковой, на тот момент сотруднику УФСИН, удалось принести «заветный» фастфуд. Ислам тогда то ли только откусил от гамбургера, то ли вообще лишь подержал его в руке и понюхал. Есть он не мог. Но для него этот чудо-гамбургер было проявление божьей милости и доказательство, что все возможно, а раз так, то не нужно сдаваться.
Начальник больницы Александр Кравченко направил Ислама на медосвидетельствование согласно Постановлению Правительства № 3 (где содержится список болезней, препятствующих нахождению под стражей). В гражданской больнице комиссия признала: у него есть недуг, который прописан в перечне. И суд вынес решение — освободить. К этому моменту Ислам уже никого не узнал, все время бредил. Правозащитники сумели найти в Чечне его маму, она приехала забрать сына. Женщина увезла его домой, как все думали, — умирать. Через несколько дней она позвонила, сказала, что сын никого не узнает. С тех пор об Исламе мы ничего не слышали. Позвонить матери боялись…
И вот «звонок с того света».
— Это я, живой! — говорит Ислам. — Спасибо вам, и Анне, и доктору Кравченко! Мне сделали операцию на позвоночнике, вставили титановую пластину. Первая группа по инвалидности, продолжаю лечиться. Но я живой!!! И у меня родились близнецы!
Самое страшное, что может произойти в жизни тяжело больного человека, — это когда у него отбирают надежду. На свободе больной может поменять врача, больницу, методы лечения. В СИЗО такой возможности нет и быть не может. Вот почему так важно «актировать» тех, у кого есть тяжелое заболевание. Ислам не знал, разумеется, что чуть позже доктора Кравченко обвинили в том, что он освобождал тяжелобольных пациентов, чтобы «разгрузить СИЗО Москвы и тем самым выслужиться перед руководством» (такая формулировка в обвинительном заключении). Суд назначил ему ю 7 лет колонии. С тех пор тюремные врачи, боясь повторения этой истории и уголовной ответственности, не хотят освобождать арестантов, которые могут умереть.