Во время Второй Мировой войны Демократическая и Республиканская партии объединились ради победы. Республиканец Льюис Вэнделл Уилки (1892-1944) был в 1940 году кандидатом в президенты США, а через два года стал личным представителем Рузвельта и в этом качестве отправился сначала на Британские острова, в затем в большое заграничное кругосветное турне, в ходе которого посетил и Советский Союз.
Ою этом необычном политике рассказал Дмитрий Ильин – специалист по истории американо-советских отношений, доцент Вятского государственного гуманитарного университета.
-О мотивах Рузвельта, который благословил Уилки на дальнюю поездку, со стопроцентной точностью говорить сложно. Достаточно распространенная среди историков точка зрения заключается в том, что, даруя статус личного представителя, Рузвельт хотел «приручить» Уилки, вроде бы номинально своего главного конкурента даже уже на грядущих выборах 1944 года. Хотя, думаю, если и был такой мотив, то не единственный. Потому что главный момент в ситуации 1942 года сводился к тому, что Уилки – номинальный глава Республиканской партии. Соответственно, если он съездит, посмотрит, что происходит на Ближнем Востоке, в России, в Китае, и его это удовлетворит, он это оттранслирует дальше в общественное мнение, и это будет на руку самому Рузвельту. Кроме того можно еще добавить, что в принципе Рузвельт и Уилки на тот момент, 1942 год, стояли на сходных внешнеполитических позициях. Нелишним для хозяина Белого дома было продемонстрировать Иосифу Сталину и советскому руководству, что американское руководство, вне зависимости от партийной принадлежности, едино, что политика, направленная на борьбу с нацизмом, двухпартийная.
Уилки прибыл из Тегерана в Куйбышев, куда тогда были эвакуированы наркомат иностранных дел и иностранные посольства, 17 сентября 1942 года, в тяжелейший момент войны: шли бои под Сталинградом, Новороссийском, в районах Ржева и Моздока. Будучи публичным политиком, Уилки не только вёл переговоры, но и встречался с населением и даже съездил на передовую, чего тогда не позволялось никаким иностранцам, включая военных атташе. Его привезли подо Ржев, в штаб командарма Дмитрия Лелюшенко, и Лелюшенко даже позволил ему поговорить с пленными немецкими солдатами. Эта поездка произвела на Уилки неизгладимое впечатление. Правда, не обошлось без потемкинских деревень: за колхозников выдали курсантов местного лётного училища. Переодели в вышитые рубахи, дали им косы и велели косить и петь. Уилки поразился: «Почему же вы не на фронте?» А они ему: «Наша очередь еще не пришла, у нас таких много!» Подо Ржевом, глядя на пленных немцев, он удивлялся: «Неужели эти плохо одетые, истощенные, чахоточного вида люди и есть те самые устрашающие гунны, непобедимые солдаты?» На что Лелюшенко угрюмо ответил, что не стоит обманываться: «Немецкая армия всё ещё сильнейшая военная машина в мире». А когда Уилки рассказал Сталину о хилых немецких солдатах, Сталин ему объяснил: «Здоровые и физически крепкие немцы были перебиты в прошлом году. Теперь нам попадаются слабые в физическом отношении немцы».
Встреча и в Куйбышеве, и в Москве была по высшему разряду, с балетом Большого театра, посещением промышленных предприятий, в том числе и военных. Куйбышев, он же Самара, и тогда, и сейчас – один из центров авиапромышленности. Чего только в программе визита не было! И творческая интеллигенция была, кроме Шостаковича. Он хотел очень побеседовать с Шостаковичем – не дали. С Константином Симоновым, с Ильёй Эренбургом общался. И вишенка на тортике – это беседа с Вячеславом Молотовым и наконец, уже ближе к концу визита, личная беседа со Сталиным 23 сентября 1942 года.
На всех встречах, начиная с протокольных в Куйбышеве и заканчивая свиданием с советским вождем, Уилки формулировал ключевой тезис: мол, я приехал для того, чтобы услышать от русских людей, чего им не хватает, какая нужна помощь для того, чтобы быстрее достичь победы. И тут очень интересный момент. На встречах с простыми советскими людьми, которые, очевидно, были заранее проинструктированы, звучало как мантра два слова: «Второй фронт». И от колхозников, и от военных, и от сотрудников заводов и фабрик.
Но потом Уилки, скажем так, вынес сор из избы. Отдельные выпады на тему возможной судьбы Польши, особенно после разрыва дипотношений СССР с эмигрантским польским правительством в Лондоне в 1943 году, тревожные оценки и сценарии периодически звучали. Но одно дело – какой-нибудь малоизвестный конгрессмен из штата Мичиган, а другое – лидер Республиканской партии. Последовал очень быстрый, буквально недели не прошло, ответ из Москвы, в котором недавний фаворит, любимчик советской прессы был обвинен в двурушничестве. В 52 года он сошел со сцены после инфаркта, который свел его в могилу.